Это странная мастерская. Она совсем не похожа на те светлые, просторные помещения, вид которых воображение услужливо подбрасывает нам, когда речь заходит о художниках. Здесь, в подвале одного из домов Владивостока, невольно думается о другом.

Думается, что творить в таких условиях может лишь человек не просто увлечённый.

А когда нет уже и физических сил удержать в себе то, чем хочется поделиться, что не просится, а прямо — таки рвётся наружу, на холст. Здесь — сама жизнь, мысли, надежды, разочарования, здесь целый мир.

Внутренний мир художника, который он яростно и мощно выплёскивает на полотна потоком красок. Для себя и — для нас.

Рюрику Васильевичу Тушкину — за шестьдесят. Среднего роста, небольшая седая бородка. Глаза добрые и умные.

Картины Тушкина далеко не равнозначны. Однако общее у них есть — равнодушными они не оставляют. Многие их просто не приемлют, ещё больше просто не понимают, однако равнодушия — нет. Картины как-то вышибают нас из насиженной колеи. Вышибают очень простым и действенным способом — вопросом.

Да, первое впечатление от картин Тушкина — вопрос. Почему так? Зачем? Что это в конце концов? Ответ не лежит на поверхности холста. Ответ сложен и потому, что его работы нельзя описать словами. Попросту невозможно. Но однажды я попробовал.

Вот что получилось, глядя на одну из картин, которые можно объединить одним названием «Клоуны».

По пояс изображён человек. Он в традиционном костюме клоуна — кажется, это называется «домино». Но плече у него огромная деревянная ложка. Она полна яиц. Больших, хороших яиц. Сбоку высовывается морда красного коня, выписанная как-то ярко на общем фоне картины. Человек то ли гладит, то ли опирается на этого коня. На заднем плане уходит вдаль деревенская улица. Пустынная, припорошенная снегом. А на голове у клоуна, между прочим, петух, нахохлившийся т растерянный. Вот такое описание. Прочитал сам — смешно и нелепо. А глядя на картину — не улыбаешься.

Вопрос … Впрочем, попробуйте сами описать любую из картин на вкладке журнала.

Всего работ у Тушкина около трёхсот. Не знаю — много это или мало. С чем сравнить? Пишет он их не так уж и давно, хотя рисовать начал лет с двадцати. Но то было так — просто нравилось, это увлечение, и всё.

Перелом произошёл в 1975 году. Тогда и родился тот художник Тушкин, о котором идёт сейчас речь.

— Художник — это не профессия. Это состояние души, — высокие, что называется, слова Рюрик Васильевич произносит просто, даже привычно. Видно, наболело. Поэтому — веришь. Ведь у каждого должна быть своя «отдушина», своя форточка в жизни.

«Вот меня спрашивают — почему эта картина такая? А я и сам не знаю. Зачастую мне вообще неведом конечный результат. Начинаю писать — импровизирую … Картины — кусочки моей жизни. Причём жизнь, понятное дело, течёт. Изменяюсь я — меняются и картины. Ко многим возвращаюсь, дописываю. Я как-то странно и очень остро воспринимаю окружающий меня мир. Вот двойные портреты. Мужчина и женщина. Странно, говорят, где ты таких людей нашёл? Так не бывает! Но я же и не утверждаю, что всё именно так: это — женщина, это- мужчина! Проще всего было бы ответить: «А я так вижу!» — но формула слишком стандартна. Просто интересны взаимоотношения людей, к примеру, внешне, казалось бы, несовместимых. Где-то я их увидел, услышал, возможно, подсмотрел.

Да, пресловутого «я так вижу» Рюрик Тушкин не приемлет. Люди видят все одинаково — в этом он категоричен. Но вот оценку увиденному дают разную. В оценке всё и дело.

Р.Тушкин — художник неизвестный. Не было у него ни одной персональной выставки. В мастерскую особо никого и не приведёшь, да и зачем? Но зато его хорошо знают друзья-художники. Правда, практически все они, попадая туда впервые, искренне удивлялись: как же можно здесь работать — света мало, места тоже …

— А мне это не мешает, — улыбается Рюрик Васильевич.- Прихожу сюда пораньше — часа за два-три до работы. Или вечером. Практически всё время при лампочке. Так что, может, это уже привычка. Но для меня ведь закон один — гармония. Если картина композиционно состоялась, то смотреться она будет при любом освещении, в любом помещении.

— Я никогда не делаю эскизов будущей картины, — продолжает Р.Тушкин. — На мой взгляд, так можно растратить все силы на какой-то «предварительный» этап. К тому-же я одновременно пишу шесть-восемь картин. В этом ничего удивительного нет — я и читаю одновременно пять-шесть книг.

Картины стоят на стеллажах, сгруппированные не по годам, а по жанрам. Так удобнее. Тем много: «Двойной портрет», «Композиция», «Натюрморт», «Цирк», «Портрет» и и другие.

Вот к примеру — автопортреты. В них на первом плане не фотографическое — внутреннее сходство. Нет и оттенка самолюбования. Скорее — критический взгляд на себя со стороны.

Здесь откровенное желание осмыслить самого себя — можно и посмеяться, и погрустить. Не часто у нас встречаются такое желание и возможность.

В картинах Тушкина тесно сплетается видимое и нечто внутреннее. Мысленное. Как художник Р. Тушкин явно не стремится облегчить нам понимание его картин. И, следовательно, его самого. Как гражданина своей страны Р. Тушкина больше волнуют наши общие недостатки, чем забота о собственном благополучии. Его мироощущение как художника нельзя свести к нескольким заезженным благополучным образам. Его искусство неравнодушно по сути и потому — действенно. Он коммунист, участник войны, профессиональный медик. Может быть, и профессия наложила свой отпечаток на его творчество? Ибо наиболее значительные работы несут в себе почти физически ощущаемый эмоциональный заряд.

«Уральский следопыт». № 4, 1987 г.